Тайна Мари Роже
(Рейтинг +19)
Loading ...
зайдет достаточно далеко, то есть не ранее, чем через шесть — десять дней.
Даже в тех случаях, когда такой труп всплывает ранее пяти-шести дней, так
как над ним выстрелили из пушки, он вскоре вновь опускается на дно, если его
не успеют извлечь из воды. Итак, мы должны задать себе вопрос, что в этом
случае вызвало отклонение от обычных законов природы? …Если же
изуродованное тело пролежало на берегу до ночи со вторника на среду, в этом
месте должны были бы отыскаться какие-нибудь следы убийц. Кроме того,
представляется сомнительным, чтобы труп всплыл так скоро, даже если его
бросили в реку через два дня после убийства. И далее, весьма маловероятно,
чтобы злодеи, совершившие убийство, вроде предполагающегося здесь, бросили
тело в воду, не привязав к нему предварительно какого-нибудь груза, когда
принять подобную предосторожность не составило бы ни малейшего труда».
По мнению автора статьи, этот труп должен был пробыть в воде «не
каких-то трое суток, а впятеро дольше», поскольку разложение зашло так
далеко, что Бове не сразу его опознал. Однако этот довод был полностью
опровергнут. Затем в статье говорилось:
«Так каковы же факты, ссылаясь на которые мосье Бове утверждает, будто
убитая — без сомнения, Мари Роже? Он разорвал рукав платья убитой и теперь
заявляет, что видел особые приметы, вполне его удовлетворившие. Широкой
публике, конечно, представляется, что под этими особыми приметами
подразумеваются шрамы или родинки. На самом же деле он потер руку и
обнаружил — волоски! На наш взгляд, трудно найти менее определенную примету,
и убедительна она не более, чем ссылка на то, что в рукаве обнаружилась
рука! В этот вечер мосье Бове не вернулся в пансион, а в семь часов послал
мадам Роже известие, что расследование касательно ее дочери все еще
продолжается. Если даже допустить, что преклонный возраст и горе мадам Роже
не позволяли ей самой побывать там (а допустить это очень нелегко!), то,
несомненно, должен был найтись кто-то, кто счел бы необходимым поспешить
туда и принять участие в расследовании, если они были уверены, что это
действительно тело Мари. Но никто туда не отправился. Обитателям дома на
улице Паве-Сент-Андре вообще ничего не было сказано, и они даже не слыхали о
том, что произошло. Мосье Сент-Эсташ, поклонник и жених Мари, живший в
пансионе ее матери, показал под присягой, что про обнаружение тела своей
нареченной он узнал только на следующее утро, когда к нему в спальню вошел
мосье Бове и рассказал ему о событиях прошлого вечера. Нам кажется, что,
учитывая характер новости, она была принята весьма спокойно и хладнокровно».
Вот так газета стремилась создать впечатление, что близкие Мари
оставались равнодушными и бездеятельными — картина, несовместимая с
предположением, будто они верили, что найден действительно ее труп. Эти
инсинуации вкратце сводились к следующему: Мари при пособничестве своих
друзей покинула город по причинам, бросающим тень на ее добродетель, и когда
из Сены был извлечен труп, имевший некоторое сходство с исчезнувшей
девушкой, указанные друзья воспользовались этим, чтобы внушить всем мысль,
будто она мертва. Однако «Этуаль» опять излишне поторопилась. Выяснилось,
что равнодушие и бездеятельность целиком относятся к области вымыслов, что
старушка действительно была очень слаба и волнение лишило ее последних сил,
что Сент-Эсташ не только не выслушал это известие с полным хладнокровием, но
совсем обезумел от горя, и мосье Бове, увидя его отчаяние, убедил кого-то из
его родственников остаться с ним и помешать ему отправиться на эксгумацию.
Более того, хотя «Этуаль» объявила, что труп был вторично погребен на
общественный счет, что близкие Мари Роже наотрез отказались оплатить даже
очень дешевые похороны и что никто из них не присутствовал на церемонии, —
хотя, повторяю, «Этуаль» утверждала все это для подкрепления впечатления,
которое она стремилась создать у своих читателей, каждое из перечисленных
утверждений было решительным образом опровергнуто. В одном из последующих
номеров этой газеты была предпринята попытка бросить подозрение на самого
Бове. Редактор в своей статье заявил:
«И вот все изменяется. Нам сообщают, что однажды, когда в роме мадам
Роже находилась мадам Б., мосье Бове, собиравшийся уходить, сообщил ей, что
они ждут жандарма и что она, мадам Б., не должна ничего говорить жандарму до
его возвращения, а предоставить все объяснения ему… В настоящий момент,
насколько можно заключить, мосье Бове хранит в своей голове все
обстоятельства дела. Без мосье Бове буквально нельзя и шагу ступить, ибо,
куда ни поворачиваешь, обязательно натыкаешься на него… По какой-то
причине он твердо решил не позволять никому другому принимать участие в
расследовании и, как утверждают родственники мужского пола, он оттер их в
сторону самым странным образом. Он, как кажется, всячески старался
воспрепятствовать тому, чтобы родственники увидели труп».
Нижеследующий факт как будто подтверждает подозрения, брошенные на Бове
этой статьей. За несколько дней до исчезновения девушки какой-то посетитель,
оставшись один в конторе Бове, заметил в замочной скважине розу, а на
висевшей поблизости грифельной доске было написано «Мари».
Общее мнение, однако, насколько мы могли судить по газетам, склонялось
к тому, что Мари стала жертвой шайки бандитов, которые увезли ее на тот
берег реки, надругались над ней и убили. Однако «Коммерсьель», [Нью-йоркская
«Джорнел оф коммерс».] газета весьма влиятельная, всячески оспаривала это
предположение. Я приведу несколько абзацев с ее страниц.
«Мы убеждены, что следствие все это время в той мере, в какой оно
занималось заставой Дюруль, шло по ложному следу. Невозможно предположить,
чтобы кто-нибудь, столь известный публике, как эта молодая особа, мог пройти
незамеченным три квартала, а увидевшие ее люди не забыли бы об этом, так как
ею интересовались все, кому она была известна. И вышла она из дома в час,
когда улицы были полны народа… Прежде чем она достигла бы заставы Дюруль
или улицы Дром, ее неизбежно узнали бы два десятка прохожих, и все же не
нашлось ни одного свидетеля, который видел бы ее после ухода из дому, и,
кроме сообщения о выраженных ею намерениях, мы не располагаем никакими
доказательствами того, что она действительно покинула материнский дом именно
тогда. Ее платье было разорвано, полоса материи была обмотана вокруг ее тела
и завязана так, что труп можно было нести, точно узел. Если убийство
произошло возле заставы Дюруль, не было бы никаких причин проделывать все
это. То обстоятельство, что тело было обнаружено в реке неподалеку от
заставы, вовсе не показывает, где именно оно было брошено в воду… От одной
из нижних юбок злосчастной девушки был оторван кусок длиной в два фута и
шириной в фут, и из него была устроена повязка, проходившая под ее
подбородком и затянутая узлом у затылка. Проделано это, возможно, было для
того, чтобы помешать ей кричать, и сделали это субъекты, не располагающие
носовыми платками».
Однако за день-два до появления у нас префекта полиция получила важные
сведения, которые, по-видимому, опровергли большую часть рассуждений
«Коммерсьель». Два мальчика, сыновья некоей мадам Дюлюк, гуляя в лесу,
неподалеку от заставы Дюруль, обнаружили в густом кустарнике сооруженное из
трех-четырех больших камней сиденье со спинкой и приступкой для ног. На
верхнем камне лежала белая нижняя юбка, на втором — шелковый шарф.
Поблизости были затем найдены зонтик, перчатки и носовой платок. На носовом
платке была вышита метка «Мари Роже». На ветвях колючих кустов висели
лоскутки материи. Земля была утоптана, кусты поломаны — все там
свидетельствовало об отчаянной борьбе. Далее, в изгородях, находящихся между
этой чащей и рекой, были обнаружены проломы, а следы на почве показывали,
что тут волочили что-то тяжелое.
Еженедельник «Солей», повторяя мнение всей парижской прессы, оценил эти
находки следующим образом:
«Все эти вещи, несомненно, пролежали там не менее трех-четырех недель;
под действием дождя они проплесневели насквозь и слиплись от плесени. Вокруг
выросла трава, а кое-где стебли проросли и сквозь них. Шелк на зонтике был
толстым, но складки его склеились, а верхняя сложенная часть настолько
проплесневела и сгнила, что, когда его раскрыли, он весь расползся…
Лоскутки, вырванные из платья колючками, имели в ширину примерно три дюйма,
а в длину — шесть. Один оказался куском нижней оборки со штопкой, а другой
был вырван из юбки гораздо выше оборки. Они выглядели так, словно были
оторваны, и висели на терновнике в футе над землей… Не может быть никаких
сомнений, что место, где совершилось это гнусное преступление, наконец
найдено».
Это открытие помогло получить новые сведения. Мадам Дюлюк показала, что
она содержит небольшой трактир на берегу Сены неподалеку от заставы Дюруль.
Места вокруг пустынные, можно даже сказать — глухие. Добраться туда от
Парижа можно только на лодке. Их облюбовало для воскресных развлечений
городское отребье. В роковое воскресенье примерно в три часа дня в трактир
зашла молодая девушка, которую сопровождал смуглый молодой человек. Они
пробыли там некоторое время, а потом учили, направившись к расположенному по
соседству густому лесу. Мадам Дюлюк хорошо заметила платье девушки, потому
что оно напомнило ей платье одной ее недавно скончавшейся родственницы.
Особенно хорошо она рассмотрела шарф. Вскоре после ухода молодой пары в
-
Tweet
